Инженер-полярник рассказывает о вахтах в Антарктиде

Александр, инженер-полярник, 37 лет

Краснодарский край

Кейптаун, айсберги размером со стадион и вертолеты с картошкой

Помню, как мы первый раз подошли к Антарктиде. Мне все показывают: «Вот она! Да вот же она!» А впереди просто белая мгла — небо такого же цвета, что и материк. И только совсем близко стало заметно механиков на берегу, которые жгли сигнальные огни в бочках. А мы только недавно вышли из Кейптауна, где было тепло и красиво. И тут тебе раз, и айсберги размером с два стадиона.

Я живу в Краснодарском крае, в станице Крыловская, недалеко от знаменитой Кущевки. Отучился на радиотехническом, потом получил высшее заочное на Гидрострое. Заработки у нас в крае небольшие, шибко жизнь не построишь. И многие уезжают — кто на алмазные прииски, а кто, как я, на севера.

В Антарктиде числятся 44 страны. Это материк, который покрыт льдом толщиной в две-три тысячи метров. Вы представляете, что такое материк? Там есть и нефть, и уголь, и золото. Если допустить дележку — будет война. Поэтому страны заключили договор о том, что Антарктида неприкосновенна. Оружие там запрещено, добывать ресурсы нельзя. Можно только производить научные исследования. Наши станции — Мирный, Прогресс, Восток, Беллинсгаузен, Молодежка и моя Новолазаревская.

В Антарктиду корабль выходит из Питера 1 ноября. 25 декабря он на месте. Делает круг по Антарктиде по всем нашим станциям — забирает старую смену полярников и развозит новую. Обратно выходит в апреле, а 6 июня —  снова в Питере. Когда корабль подходит к барьеру — так мы называем край материка — ледокол начинает ломать лед. Он отходит, разгоняется, идет вперед и проламывает немного льда, потом снова назад — так дня три по чуть-чуть добирается до людей, которые ждут на земле. Но новая смена полярников на корабле не дожидается, — их вместе с картошкой и мерзнущими продуктами перевозят вертолетами на станцию.

Русские станции, кислородное голодание и чилийские женщины

Новолазаревская стоит в 120 километрах от барьера. Раз в год механики едут со станции на барьер с пустыми бочками, там наполняют их соляркой с корабля и идут обратно. Техника у нас так себе, гусеничные тягачи —  ГТТ, АТТ, МТЛВ — это еще советские военные машины. По такой погоде скорость пять, от силы десять километров в час. Ребята уходят за соляркой недели на две, иногда на месяц. Путешествие это опасное — в дороге бывает разное. Идут трешины, открываются озера, заносит метелью, тогда приходится дней пять ждать, потом откапывать машины, выдергивать друг-друга и идти дальше. В общем, трудоемкая и страшная работа.

Но зато мы на нашей станции хоть ходим по земле, гуляем иногда. А, например, «Восток» находится полностью под снегом на самой мерзлоте, где температура минус 86 градусов. Полярников там всего человек шесть — восемь. Они просто сидят в своем домике круглый год и никуда не выходят. Люди там испытывают серьезное кислородное голодание. Когда привозят новую смену, новички с непривычки от нехватки кислорода как бы впадают в спячку — они дня два-три медленно ходят, много спят. Один из пяти обычно не выдерживает и едет обратно на корабль либо на другую станцию.

Команда Новолазаревки — 28-32 человека. Электрики и инженеры, человек шесть-семь механиков, один-два повара, врач-анестезиолог и врач-хирург, радист, системный администратор и от науки — два аэролога, метеоролог, несколько геофизиков, астролог, сейсмолог. Я ведущий специалист про строительству, на мне вся хозчасть.

Русские женщин в Антарктиду не берут. Зато рядом со станцией Беллинсгаузен есть чилийская станция — те пускают с семьями, и чилийки даже беременные едут, рожают там. А иногда чилийки, наоборот, сбегают от своих мужей к нашим мужикам на Беллинсгаузен, потом чилийцы приходят разбираться — ну а что тут скажешь? Мы по-испански не понимаем.

Встречи, измены и разлука с семьей

Экспедиции в Антарктиду мы называем зимовками, длятся они по полтора года. Сейчас идет 61 зимовка начиная с самой первой русской экспедиции. У меня всего было три зимовки с перерывом в восемь месяцев. Из первой экспедиции вернулся — дочку из садика отправил в школу. Со второй приехал — у меня уже вторая дочка родилась. Она меня с зимовки с фотографией в руках встречала, посмотрела на меня, на фотографию и говорит: «О! Папа!». В Антарктиде по родным больше всего скучаешь в начале и в конце зимовки. Месяца за два до окончания места себе не находишь: ну когда же уже кораблик придет?  Последние две недели ходишь по всем комнатам, к друзьям заходишь и видишь: они тоже то соберут чемодан, то снова разберут, — так хоть интереснее время проходит.

В первую зимовку я пошел в 2007 году, тогда был только спутниковый телефон. Домой разрешалось позвонить раз в две недели и говорить не дольше 10 минут. Сейчас попроще, есть Интернет. Скайп, конечно, не тянет, но можно сообщение отправить или письмо.

Разные случаи бывают. Раз мы с другом сходили с корабля, а его жена стоит с новым мужчиной и говорит: «Познакомься, это Василий, мы уже полгода вместе живем». Вот тебе и приехал. Но меня жена дожидается, понимает — лучше годик потерпеть, зато за одну зимовку я привожу столько денег, сколько дома бы заработал за пять лет. В первой экспедиции мне платили 35 тысяч рублей, а в последней — уже за ведущего специалиста давали 80 тысяч. У нас в станице таких денег не заработаешь. К тому же за полтора года я ничего не трачу, деньги собираются на карточку, и потом я за раз полтора миллиона привожу. Так что пускай меня по полтора года не бывает дома, зато я приехал — и дом построил на сто квадратов, земли купил семьдесят соток, два автомобиля. Я, когда возвращаюсь, сразу ищу тут работу, чтобы быстрее адаптироваться. Можно было бы, наверное, больше не ездить, но полярники так говорят: если полюбила тебя Антарктида, то для тебя она — женщина, Антарктида тебя манит. Годик дома побыл, и хочется обратно.

Например, у геофизика нашего было пятнадцать зимовок, из которых две безвыездные по три года каждая. Вот и посчитайте, сколько он времени пробыл дома, а сколько в Антарктиде, хотя у него в Мурманске семья и дети. Я у него как-то спрашвал: как же так, а дома не хочется побыть? Он говорит: «Да ну, как приедешь домой — даже светофора с непривычки пугаешься. И как начнется: коммуналку заплати, туда беги, здесь деньги ищи… А на зимовку приехал — тебя покормили, напоили, одели, денег заплатили. Поработал, поиграл, поспал — я спокоен».

«Давай поженимся», чемпионат по «прыг-скоку» и распорядок дня

С восьми до пяти мы работаем, с 12 до 13 — обед. У каждого есть своя комната. Я там даже рыбок развел. В кампусе есть бильярдный стол, настольные игры. Мы составляем расписание и проводим соревнования, — до 22 июня, праздника летнего солнцестояния, мне по три раза нужно сыграть с каждым в настольный тенис, бильярд, домино, прыг-скок и шахматы. А в полярную ночь объявляем результаты, дарим призы — бутылку шампанского, сгущенку или банку варенья. Так что вечерами мы заняты.

На станции у индусовЕсли проехать шесть километров по горам от нашей Новолазаревской, будет индийская станция. Мы друг к другу на праздники в гости ходим. У них из спиртного — только ром, а у нас — водка и виски. Вот мы с ними меняемся. Из телевидения у нас работают Первый и Второй канал, но фильмы не транслируют — только новости и передачи «Давай поженимся» и «Пусть говорят». Так что, если вы спросите, какая любимая передача полярников, вам без раздумий ответят: «Давай поженимся». Мы все время обсуждаем, кого она выберет, а как он ей ответит…

Больше всего в Антарктиде скучаешь по разной еде. Еда у нас мороженая, консервированная. Кубики кнорра на ведро воды развели — суп готов. Капусту мороженую покидают в кастрюли, туда же сосисок и говорят, что это «бигус» называется. Не знаю, почему, разве что после нее бегаешь. Бывает, кто-нибудь не выдержит, скажет: «Эх, вот бы сейчас сникерс попробовать!» Cразу паника, все кричат: «Молчи! Молчи! Не трави душу!» Я домой приезжаю — через день шашлык жарю. В Антарктиде мы пьем дистиллированную воду, от нее весь кальций вымывается из организма, и суставы еле держатся, как на болтиках. Я в первую зимовку споткнулся — и сразу перелом. Так что теперь с собой витамины закупаю, мел и яичную скорлупу ем.

ГАИ в Антарктиде и полярный юмор

Перенести зимовку полярникам помогает юмор. Один механик приехал первый раз в Антарктиду. Ему за приезд у барьера налили, посадили в машину и сказали: «Вот дорога решечками отмечена, езжай прямо до станции, не промахнешься». А сами нам про рации передают: «Едет новенький, мы ему налили, он выпил и в шоке от Антарктиды, не понимает, где находится». Мы бегом на склад, взяли шапки-ушанки, приклеили туда значки, от лопаты черенки разукрасили под милицейские палки — и на дорогу встречать новичка. Машину остановили и говорим:

— Права с собой есть?

— Нет.

— Пил?

— Пил.

—  Ну все, говорим, приехал.

А он как выскочил из машины — и бежать. Мы его искали минут 20-30, пока дозвались, докричались: «Выходи, ты что, это розыгрыш, какая тут милиция в Антарктиде!»

Приехал как-то доктор — так себе мужик. На все у него был один ответ: «Потерпи, делом займись, ничего у тебя не болит». И радист решил над ним пошутить. Он видел в новостях, что англичане подарили украинцам станцию, чтобы те зимовали и отдавали данные англичанам. И вот радист составил телеграмму, будто бы это из Санкт-Петербурга прислали доктору, со всеми адресами и штемпелями: «Мы украинская экспедиция, нам предоставили английскую станцию, у нас восемь женщин и шесть мужчин, нам требуется доктор. Мы поговорили с вашим институтом и договорились, что, если вы согласны, мы пришлем за вами вертолет. Зарплата столько-то гривен…» Доктор позвонил домой, узнал курс гривен, посчитал, что зарплата выходит даже больше, велел отправить радисту ответ, что он согласен. И где-то неделю ходил довольный, хвастал: «Да меня там бабы ждут, зарплата больше, сейчас за мной вертолет прилетит…» Когда узнал, что это розыгрыш, закрылся в медчасти, выпил весь боярышник, и пришлось дверь выбивать и его пьяного оттуда доставать. Представьте, каково ему было после того зимовать, когда каждый раз, как он накосячит, ему говорят: «Ну что, улетел? Вертолета-то ждешь еще?»

Тасол, драки и пропавшие без вести

Несчастные случаи у нас не редкость. На каждой станции обязательно кладбище есть. Многие пропадают без вести — со станции с сумками вышел, а до корабля не дошел. Может, в трещину провалился, может, поскользнулся, в океан улетел, кто его знает.

На нашей станции был случай — солярку выгрузили на барьер, а его оторвало и все бочки унесло в океан. И у полярников осталось так мало солярки, что приходилось включать электричество, только чтобы приготовить пищу и чтобы включить апаратуру — отдать данные. А жили в постоянном холоде и спали под тремя одеялами. Нет пока в мире техники, которая могла бы до Антарктиды добраться в несезон.

Однажды со мной на зимовку ехал человек. Он сел в первый вертолет, а я во второй. Он выгрузился у станции и отошел к поручням около большого гаража, где ремонтируется техника. А ворота гаража кто-то не закрыл на шпингалет. И когда вертолет начал взлетать, потоком воздуха ворота распахнуло, парня отбросило и об поручень переломало пополам. Пока я летел на станцию во втором вертолете, первый уже вез тело обратно на корабль.  

На корабле много людей теряется, особенно когда шторма. Бывает — избивают. Кто-то на зимовке вел себя плохо, всю зимовку нудил-нудил, и его по пути домой с корабля — за борт. Однажды я с Новолазаревки снялся, на корабль взошел, а в соседней каюте — труп. Говорили, что с койки упал, но по заключению врачей — от побоев погиб. Но никого не посадили — свидетелей нет, ничего не докажешь.

Часто на зимовках ругаются: «Я служил, ты не служил, я мужик — ты не мужик», — слово за слово. Разное бывает. При мне механик доктору металлической трубой дал по голове, так его доктор довел. А я такой человек, что со всеми общий язык нахожу, и меня все уважают за это. Сейчас скучают, пишут со станции наши повара и механики: «Если бы вы, Александр, были у нас начальником станции, мы бы с вами зимовали безвылазно!»

Автор: Ася Чачко

Источник: http://takiedela.ru/2016/03/expedition/

С нами работают